http://germany.russkie.info/ru/germany/full/347/ Трепет страсти Внедрение машин с вращающимся поршнем, изобретенных Борисом Шапиро, сулит революцию в машиностроении В открытой рабочей камере вокруг прыгающей оси вращается триовальный поршень: прыжок – вращение – снова прыжок. Нечто завораживающее в этом необычном движении, в блеске металла, в сопряжении миниатюрных деталей, в тихом гудении двигателя. За окном, залитая серым светом зимнего полдня, плывет толпа берлинской Потсдамерплац с ее модернистскими небоскребами (стекло, металл, острые углы, купола) и прочими архитектурными «игрушками» XXI века, привлекающими сюда туристов. Отвлекаясь от рассуждений моего собеседника, темпераментно рассказывающего о деле своей жизни, о моделях, одна из которых мне демонстрируется, и патентах, о грядущей революции в машиностроении, которую сулит внедрение изобретенной им технологии машин с вращающимся поршнем – RKM (RotazionsKolbenMaschinen), я думаю, что все-таки Германия – подлинный заповедник российских талантов. А может, и кладбище их? Сколько раз приходилось узнавать о тихом и неприметном существовании в какомнибудь «пряничном» германском городке некогда известного в России философа, историка, писателя, ученого, вытолкнутого, выдавленного из родных пенат кризисом, жесткой беспощадной российской действительностью доживать свой век. Но сколько и тех, кто попал сюда в активном возрасте и завоевал позиции в своем компьютерном, инженерном или научном, врачебном деле, пробившись сквозь препоны уже здешнего, западного кризиса и безработицы. Мой собеседник приехал в Германию, когда ему было тридцать с небольшим, а сейчас ему за шестьдесят. – Послушай, – говорю я ему. – Я и не подозревал об этой твоей изобретательской деятельности. В середине 90-х, перед отъездом в Германию мой давний московский друг Вардван Варжапетян, издатель еврейско-армянского журнала «Ной», подарил мне изданную им книжку стихов Бориса Шапиро. Стихи были полны глубоких духовных исканий, в них ощущался трепет поэтической мысли, настой мировой культуры. – Он живет в Тюбингене. Может, увидитесь, передавай привет. – Ничего себе, в Тюбингене… Для тебя Германия – как коммуналка, где все друг друга знают. Но Вардван оказался не так уж неправ. Мы действительно познакомились, подружились, но только не в Тюбингене, а в Берлине, куда Борис Шапиро десять лет назад переехал. – Как странно, – говорю я, теперь уже зимой 2006 года. – Для меня ты был поэт. Серьезный поэт. Мы продолжаем наш разговор уже в кафе на той же Потсдамер-плац. Время

http://germany.russkie.info/ru/germany/full/347/ ограничено предстоящей встречей моего собеседника с приехавшей из Москвы редакторшей «Иностранной литературы», для которой Шапиро тоже поэт, серьезный профессиональный поэт, к тому же пишущий стихи на немецком языке. Им предстоит обсудить возможности их перевода на русский. – Да-да, я пишу теперь по-немецки. Для этой женщины из «Иностранки» я немецкий поэт. «Попрощаемся, жидок…» Как всё это получилось? Москва, Тюбинген, Берлин. Физика, математика, поэзия, изобретательство. Какая-то леонардовская многосторонность. – Ну что тебе сказать? Наверное, надо начинать издалека, с середины 60-х, когда я, молодой человек из интеллигентной московской семьи, закончил физфак Московского университета, пройдя одновременно курс и мехмата, защитил на ученом совете факультета диссертацию по математической физике. И тут вмешательство судьбы, вернее, Системы в эту мою нормальную биографию советского ученого. Мой научный руководитель профессор Евгений Александрович Шаповал вышел к зданию суда, где шел процесс Гинзбурга и Галанскова, и развернул лист бумаги с текстом протеста против начинающейся волны политических процессов. Ему, естественно, не дали простоять и полутора минут. А спустя какое-то время нас, нескольких ученых, наиболее тесно связанных с Шаповалом, вызвали в партком физфака, где два неприметных господина в штатском дали нам подписать заранее отпечатанные показания о том, что мой учитель создавал антисоветскую группу и что мы осуждаем эти его действия. Подписали все, побледнев, опустив глаза долу, кроме меня. Меня уламывали несколько часов, обещая конец карьеры, диссертации… – Но диссертация была уже защищена… – О, они поступили весьма элегантно. Меня вызвала секретарша и сказала, чтобы я забрал текст диссертации – ведь она уже защищена, чего ей тут валяться, – и расписался, что взял работу обратно. Я по наивности сделал это, а через некоторое время получил письмо из ВАКа, что моя работа отклонена как неподанная к защите. Как говорится, простенько, но со вкусом. Пришлось уйти и из Института редких металлов, где я занимал должность физикатеоретика. Жил, давая частные уроки физики и математики, имея репутацию хорошего репетитора, готовящего школьников к поступлению в институт. Но дело было не в деньгах. Время от времени ко мне являлся участковый милиционер и ласково объяснял, что если я не устроюсь на работу в течение тридцати дней, то меня вышлют как тунеядца. Я устраивался – матросом на речной пристани, сторожем или даже санитаром-труповозом, но через три месяца меня вызывали в отдел кадров и говорили, что не знали, что у меня существуют некие отношения с КГБ. Далее следовала сакраментальная фраза: «Сам уйдешь или тебя увольнять?» Я уходил, и снова – визит участкового. Так тянулось до поры, пока меня не взяла к себе учителем физики директор школы Екатерина Дмитриевна Харлампиева. А через положенные три месяца она вызвала меня к себе, и я приготовился к увольнению. Но она сказала: «Нет, я не буду вас увольнять. Потому что если я, директор и школьный учитель, поведу себя так, как ведут себя руководители большинства организаций, то Россия пропала».

http://germany.russkie.info/ru/germany/full/347/ – Надо же… Значит, можно было так себя вести?.. – Надо было иметь мужество и чувство собственного достоинства. Вообще, на моем крестном пути попадались не только трусы и равнодушные конформисты. Были академики Сажин и Леонтович, был замдиректора Института физики земли Михаил Борисович Гохберг, которому я многим обязан. Сахаров появился не на пустом месте. В русской интеллигенции 60–70-х гг. было немало достойных, порядочных людей. Тем не менее надо было уезжать, и я подал документы на отъезд в Израиль. Вскоре я познакомился со своей нынешней женой Хеллой. Она была славистом, медиевистом и приехала из Тюбингена поработать в российских архивах. В ходе нашего романа она сказала: «Я готова поехать с тобой в Израиль. Но туда мы всегда успеем. Давай начнем нашу жизнь с Германии, а там посмотрим…» И я начал довольно затяжную борьбу за право выезда к жене в Германию. Но и мои «друзья» не дремали. В день получения визы средь бела дня на людной улице меня крепко взяли сзади два мужика, и последнее, что я услышал, было: «Попрощаемся, жидок». Меня нашли с проломленной головой, и на груди лежал камень, которым это сделали. Полгода я пролежал в больнице. Тут можно много рассказывать, но, в общем, худо ли бедно ли, в 75-м я оказался на моей новой родине – в Тюбингене. – И тут начались свои проблемы… – Да уж… Но это были проблемы совсем другого рода, чем в России. Золушка, ставшая принцессой – Сначала я лечился от последствий той травмы головы. Потом – язык, язык и язык. На время я запретил себе говорить по-русски. Первая моя работа оказалась несколько необычной – вторым органистом в евангелической кирхе. Потом – печатником в университетской типографии. Когда язык дошел до приличного уровня, меня взяли ассистентом на кафедру теоретической физики. И там я сделал и защитил новую диссертацию без всяких препон и фокусов ВАКа. Со временем мне предложили место профессора теоретической и математической физики в Регенсбургском университете. И казалось, всё нормально – классическая научная карьера. Но прошлое не отпускало, хватало за пятки. Видимо, вследствие той самой кагэбэшной травмы у меня произошла закупорка сосудов в голове и меня наполовину парализовало. Когда через полгода паралич меня отпустил, мое место в Регенсбурге было занято. И пришлось искать новую работу. Я не сразу вернулся в лоно науки, и всё же это произошло. Удалось занять должность руководителя отдела теории в Институте естественнонаучных и медицинских исследований при Тюбингенском университете. Я проработал там семь счастливых лет. Пока в 92-м после объединения Германии, тяжким бременем легшего на бюджет государства, не началось сокращение научных отделов, институтов, лабораторий. Безработными оказались 44 тыс. докторов наук. Понимая, что существование моего института недолговечно, я предложил немецкому правительству проект создания что означало координационного штаба научной и технологической кооперации со странами СНГ. В рамках этого проекта было выявлено более 2 тыс. технологических предложений из бывшего СССР. Мы проводили экспертизу, определяли инновации, пригодные для западных рынков. Я имел бюро в Германии и в России, штат сотрудников, мы входили в контакты с разными научными

http://germany.russkie.info/ru/germany/full/347/ учреждениями, продавали на западных рынках российские технологии, благодаря чему российские ученые получили миллионы долларов. – Представляю себе твои поездки на родину, раздираемую перестроечными страстями, возвращение изгоя, Золушки, ставшей принцессой. – Но и этот проект, который без внешнего финансирования существовать не мог, кончался. И я перебрался из Тюбингена в Берлин, где меня вскоре целиком захватила технология RKM. Прыжок оси – Да, пора нам перейти к этой технологии. Знаешь, когда-то Фидель Кастро приехал в Москву, и Хрущев повез его на Автозавод имени Лихачева. Тогдашний секретарь парткома завода Вольский водил знатных гостей по цехам и всё показывал им автоматические линии, современные станки, пока соскучившийся Хрущев с присущей ему непосредственностью не сказал: «Слушай, Вольский, кончай о гайках, начинай о людях». А нам пора, видимо, наоборот – кончать о людях, начинать о гайках. Как, собственно говоря, тебе, математику, физику, пришла в голову эта технология, революционизирующая машиностроение? – Eе истоки были как раз в математике. Дело в том, что в теории механизмов и машин есть теорема о том, что зубчатое обкатывающее колесо может только тогда работать как элемент механизма, когда траектория этого колеса является непрерывной и гладкой линией. Долгие годы я размышлял над этой теоремой, а в 96-м доказал, что она неверна в определенном смысле. Не надо требовать от этой траектории и непрерывности, и гладкости. Достаточно одной непрерывности, а гладкость не нужна. Благодаря этому дополнению в теории стало возможным представить новый тип механизмов и машин. Так родилась идея машин с вращающимся поршнем, которые по своим свойствам были лучше классических поршневых машин. – Но, знаешь, я недавно слышал по радиостанции «Свобода» передачу о роторном двигателе Ванкеля, изобретенном еще до Второй мировой войны. Там ведь тоже треугольный поршень вращается в овальном цилиндре. Судя по передаче, этот двигатель обладает массой преимуществ, и автомобильная компания «Мазда» довела его до массового производства. – RKM напоминает двигатель Ванкеля только на первый взгляд. Принципиальное отличие заключается в том, что в RKM поршень вращается вокруг прыгающей оси. Это меняет дело и дает, в конце концов, явные преимущества. При сравнении RKM с уже существующими генераторами мощности становится очевидным: если существующий КПД поршневого двигателя составляет 56, у Ванкеля он – 35, а в RKM может достигать 61. Вообще, по сравнению с существующими технологиями у машин RKM, при той же мощности, в три-пять раз меньший вес, более высокий КПД, более чистый выхлоп, повышенная надежность и экономичность производства. Разработанная технология позволяет создавать насосы, компактные двигатели для автомобилей, судов и прочих транспортных средств, генераторы электроэнергии. Она вполне реализуема и в миниатюрной форме – в качестве генератора электроэнергии для блока питания, например, для портативного компьютера. По предварительным расчетам, такое приспособление стандартного размера обеспечит от 60 до 100 часов непрерывной

http://germany.russkie.info/ru/germany/full/347/ работы «персоналки». RKM могут работать на любом существующем ныне топливе. Лучшее – враг хорошего – А в каком состоянии дело? – Первый патент на биовальный поршень, вращающийся в триовальной камере, я получил в 99-м. Потом было еще пять патентов, изготовление в металле моделей и прототипов, поиск инвесторов. Ведь путь от идеи к продукту имеет несколько стадий: демонстрационный или лабораторный прототип машины, который ты видел, – их на сегодняшний день шесть. Потом идут прототипы малых серий, на которых отрабатывается технология, – их может быть сто, двести. И, наконец, большая серия – это тысячи машин, которые и должны производиться заводом. – Но ведь это миллионы и миллионы евро инвестиций. И почему ты не обращался в крупные компании? – Обращался. В «Дженерал электрик», в «Сименс» и другие. Ответ всегда был таков: «Когда вы принесете нам на испытание серийный прототип вашей машины, в преимуществах которого мы убедимся, вот тогда мы закажем вам производство этих машин». А большая серия, как я уже сказал, это многие тысячи машин, большие капиталовложения, которые компания-производитель делать не хочет. И сегодня я понимаю, почему. Ведь всё благополучие нашего мира зиждется на стабильности рыночных отношений. Если ты делаешь изобретение, которое чуть-чуть что-либо улучшает при небольших затратах, то возникают небольшие позиционные передвижки на рынке, делающие его живым. А если вы открываете нечто глобальное, то вы угрожаете стабильности рынка как такового. Грядущие выгоды, которые получит производитель, потребитель и продавец, никого не интересуют. Недаром говорится: лучшее – враг хорошего. Эта формула и есть краткое изложение трудностей финансирования моего проекта. – Ну а как вообще происходят промышленные революции? Вот, скажем, Билл Гейтс. Кто его первоначально финансировал? – Да ведь он начинал в гараже. Его вложения были минимальными, его первый персональный компьютер был по мощности меньше и хуже, чем твой мобильный телефонный аппарат. Именно минимальные затраты и обусловили возможности реализации идеи. Совсем другое дело, когда речь идет о проекте, который революционизирует до 15% всего мирового машиностроительного рынка. Ведь здесь в эксперименте, в большой серии необходимо доказать, что эти машины работают лучше, чем их предшественники, и что они дешевле в производстве. Это действительно многомиллионные затраты. – Так что же делать, отказываться от проекта? – Ни в коем случае. Просто за эти годы я приобрел не только технический, но и организационный опыт, который подсказывает методы продвижения проекта. Из всего широкого спектра применения RKM мы выбрали один сегмент рынка – насосы. Вообще-то, мировой оборот рынка насосов – 500 млрд. долл., и если нам удастся хотя бы на один процент войти в этот рынок с нашей технологией, это будет большой успех. Мы предлагаем насос, который в полтора раза дешевле в изготовлении и в пять раз

http://germany.russkie.info/ru/germany/full/347/ более долговечен, а стоимость его обслуживания в десять раз меньше, чем у конкурентов. – А когда ты говоришь «мы» – это кто? – Это 83 человека – инженеры, конструкторы, ученые, журналисты из Германии, России, Украины, Израиля, США и Великобритании, которые поверили в эту идею и участвуют в ее реализации трудом или деньгами. Они помогали изготовлять прототипы, делали расчеты или просто давали деньги. Ведь уже сейчас в проект трудом или деньгами вложено более 2 млн. €. – Это неформальное объединение? – Пока неформальное. Но сейчас я создаю акционерное общество, которое будет искать капитал для развития прототипов малой серии. С этой целью мы обращаемся к существующим венчурным фондам для финансирования проекта. – Стало быть, такие фонды есть? – Конечно, есть. «Венчурный» это в переводе с английского – «рисковый». Есть инвестиционные венчурные компании, которые финансируют новые проекты. Только они имеют дело не с частными лицами, а с акционерными обществами. В наше акционерное общество, конечно, войдут 83 человека уже созданной команды, но я приглашаю к участию в нем своими деньгами и других людей (мой электронный адрес – [email protected]). Если нас ждет успех и технология RKM начнет проникать на рынок, их акции станут эффективным вложением капитала. – Но риск есть? – Риск есть всегда. Михаил РУМЕР http://www.evreyskaya.de

Комментарии на публикацию: Автор комментария: Азой / Дата: 12/12/2006 Интересно, что это - не просто вранье, а вранье от первого до последнего слова. Борис Шапиро - лгун.

Автор комментария: Al_Muha / Дата: 12/12/2006 Лгун - это еще мягко сказано. Мужичок выдумал себе биографию, от преследований КГБ до ПРОФЕССОРСТВА. Под свой т.н. “мотор” он тут и там просит денег. Организовал контору “Рога и копыта”. Ворует чужие идеи. К тому же пишет идиотские и беспомощные строчки, которые пытается выдать за стихи, за что уже в одном приличном московском доме получил по морде, - правда, чисто символически.

http://germany.russkie.info/ru/germany/full/347/

Автор комментария: Al_Muha / Дата: 09/03/2007 Не знаю как насчет биографии, но, что касается идеи, то см. патент LU45663A от 1964 года, и, как говорится найдите 10 отличий…

Автор комментария: Борис Шапиро / Дата: 10/03/2007 Я прочёл три комментария на статью Михаила Румера “Трепет страсти”. Да, название статьи не в моём стиле. Однако это не столь удивительно. Удивительно, что все три комментария написаны анонимно, и у меня нет возможности ни назвать авторов (или автора) по имени, ни передать им нежный привет. Первый комментарий подписан именем моей собаки, которая многому уже была свидетелем, но такого ещё не видела. Однако, на комментарий Al_Muha от 09/03/2007 хочу всё же ответить, но не автору, а иным возможным читателям: Мои со товарищи патенты легко найти в стандартных справочниках Немецкого, Европейского, Американского, Японского, Российского и других Патентных Управлений. Патентные эксперты всех этих ведомств нашли более, чем “10 отличий” между люксембургским патентом 1964 года и моими изобретениями, запатентованными с 1999 по 2004. Поэтому нам были выданы 6 патентов в 40 (сорока) странах. В настоящее время они по причинам отсутствия достаточных средств поддержаны “только лишь” в 32-х странах. Будучи совершенно лишённым как воображения, так и чувства юмора, я, конечно, не могу догадаться, кто же это знает меня настолько хорошо и не нашёл (или не нашла) для себя иных имён кроме собачьего, насекомого (жаль, что не бабочка) или названия болезни (эклер). Но и без чувства юмора я желаю заинтересованному во мне анониму хорошего здоровья, долгих лет, личного счастья и удачных подделок в его или её архиве. Борис Шапиро